«Я едой "душила" стресс, который еда же и порождала. Так прошло пять лет»

/ Личный опыт борьбы с РПП

Ольга из Москвы поделилась своим опытом преодоления расстройств пищевого поведения. Переедание, попытка заглушить стресс сладким, пищевые срывы — вот лишь немногие сложности, с которыми ей довелось столкнуться. О том, что помогло выйти из кризиса, Ольга рассказала в рубрике «Личный опыт».

Десятый класс — как раз время отношений с мальчиками, и мне в какой-то момент захотелось стать более женственной, убрать живот, изменить все, что не нравилось. Я начала обращать внимание на свое питание. До этого я никогда не задумывалась, что я ем и как.

Я стала думать, что мне хорошо бы начать заниматься физкультурой, чтобы похудеть, хотя я никогда не страдала лишним весом. Записалась в фитнес-клуб, экспериментировала с питанием, сокращая калорийность, убрала все сладкое, старалась не есть на ночь, читала статьи о здоровом питании и вела кулинарный блог с зожными рецептами.

В институте я продолжала тренироваться и ограничивать себя в питании, но мне всегда очень хотелось сладкое, жирное, запретное. Периодически я себе позволяла это, но после упрекала, что я не смогла, что у меня недостаточно силы воли, чтобы сдерживать себя. В какой-то момент мне казалось, что я могу поменять свою фигуру. У меня когда-то вырастет грудь, у меня когда-то появится талия, я как-то «вылеплю» ее обручем...

Хорошо помню момент, когда у меня было достаточно сильное внутреннее напряжение из-за фигуры, из-за учебы и из-за того, как меня воспринимают на работе.

Я тогда работала в офисе и помню, как на кофе-поинт принесли большие миндальные печенья. Я съела одно, оно было сытное, калорийное. Я потянулась за вторым, съела третье, и мне поплохело. Я будто в «сахарную» кому впала, мне стало спокойнее, я перестала думать о том, что я какая-то не такая. Это был первый момент, когда у меня в голове получилась связка: «Ага, еда может сделать мне хорошо и спокойно, и это должна быть запретная и сахарная еда».

Как только у меня возникал стресс, я ела сладкое, и мне становилось лучше. Потом меня пугало, что я не сдержалась и навредила своей фигуре, и заглушала вину еще одной порцией еды. А потом пыталась «очиститься»: пила слабительное и диуретики (мочегонные средства. — Прим. ред.). Пару раз мне удавалось вызвать рвоту, но этот способ избавиться от съеденного мне не подошел.

В какой-то момент я себя поймала на том, что ем в каких-то космических объемах: килограмм конфет, две пачки чипсов, потом гамбургер, «Биг Мак» и молочный коктейль. Мне было очень плохо физически, но еда помогала успокоиться. Иногда я приходила домой, как будто в алкогольном опьянении, ложилась, ничего не понимая, и спала по 12-14 часов. Потом просыпалась с ужасным ощущением в животе, и так начинался новый день.

Поскольку предыдущий день для меня был уже проигрышным, у меня начинался цикл «запоев». Я могла целую неделю не вылезать из них совсем, переставала заниматься спортом и едой «душила» весь стресс, который еда же и порождала. Так прошло пять лет.

Иногда мне удавалось выходить из этих «запоев», но любое напряжение загоняло меня в них снова. Я пробовала разные способы остановить это: пила таблетки, которые выводят жир из организма, пробовала курсы, работала с психологом... Пять лет прошли в бесконечных самоистязаниях и желании вырваться из этого порочного круга.

Один срыв — это огромное количество пищи, которое нормальному человеку даже не придет в голову есть. До физической боли в животе. Я как будто находилась в другом теле, но продолжала работать и общаться с сотрудниками.

По пути домой я съедала еще двадцать пять печений, потом огромный гамбургер, картошку, выпивала газировку, потом еще пять порций десерта, потом печенье, три плитки шоколада, десять сырков… Это было 5-15 тысяч килокалорий. При норме в две тысячи.

Дома я не могла ничего делать. Иногда я не мылась. Это, кстати, тоже важный момент, насколько мне было все равно на свое тело: я могла два-три дня не ходить в душ, при этом вставала утром, приводила себя в более-менее нормальное состояние и шла на работу.

Срыв мог длиться от одного дня до недели, в редких случаях больше. Словно мне нужно было опуститься на дно, чтобы оттолкнуться от него. Эти отталкивания были примерно такими: «Все! Я больше не хочу так жить, я начинаю с чистого листа!». И начинала с физкультуры, тренировалась, принимала диуретики, слабительное. Меня хватало на неделю, а потом стрессовые ситуации запускали новый цикл. Я переживала и никак не могла себе помочь, кроме как проверенным и самым доступным способом: пойти и снова поесть.

Что помогало не прекращать попытки вырваться

В какой-то момент я поняла, что это вредит моей жизни: мне плохо от себя, это влияет на мою работу, социальную жизнь. Мне не хотелось ни с кем общаться, и чтобы окружающие видели меня такой. Когда ты ешь, углеводы задерживают воду — тело меняется. Хотя со стороны это не было сильно заметно. Я всегда держалась плюс-минус два килограмма, которые были заметны только мне.

Пятнадцать лет назад мало кто говорил о расстройствах пищевого поведения, но я понимала, что у меня болезнь, и сравнивала ее с алкоголизмом.

Поддержки со стороны родителей у меня не было. Мама считала, что я это себе придумала и у меня недостаточно силы воли, чтобы устоять перед очередной печенькой.

Я пошла в известную школу идеального тела. Помню, когда надо было скидывать в чат свой дневник питания, я написала, что у меня проблемы с самоконтролем. У школы была партнерская история с курсами психофитнеса. Это была попытка наладить отношения с едой через ощущения, а не через подсчет и контроль.

Там мне помогли осознать, что едой я закармливаю свои эмоции. Это была первая ступенька помощи себе. Я завела дневник, в котором отслеживала, что запускает цикл желания поесть, что я чувствую при этом и что могла бы делать. Параллельно искала книги с психологическим уклоном, например Лиз Бурбо «Пять травм, которые делают нас самими собой», читала Эрика Берна, но литературы про расстройство пищевого поведения тогда не было.

Я снова начала работать с психологом. По пути заходила в магазин, покупала полкило шоколада и наедалась, словно, чтобы доказать, что все это бесполезно. При всем при этом у меня была установка в голове, что есть вредная еда, а есть полезная.

Потом я встретила будущего мужа. Это было семь лет назад. На выходных мы редко виделись, потому что я уезжала в свою квартиру и устраивала пир и самобичевание. Но меня поразило его отношение ко мне: когда я ему рассказывала о своей проблеме, он оказывал ту поддержку, которая мне была нужна. Муж говорил, что все хорошо, что понимает меня и сочувствует, что я хорошая, независимо от того ем я или не ем. Он был первым человеком, который признал, что со мной происходит что-то не то, он видит, как мне больно, не знает, как помочь, но ему важно все, что я говорю.

Для меня это было очень важно. Хоть кто-то мне сказал: «Оля, то, что ты переживаешь, это правда что-то не то, так не должно быть у здорового человека». Через эту любовь и принятие муж мне помог почувствовать, что со мной все хорошо, и мне не нужно наказывать себя едой и потом пытаться утешить едой для того, чтобы понять, что я живу.

Я почувствовала, что моя жизнь не бессмысленна, что я живой человек и без еды как способа поддержания себя живой. Чем больше я могла быть самой собой, переедать и делиться тем, что со мной происходит, и получать поддержку, тем меньше мне хотелось это делать. Что странно.

Не было никакой волшебной таблетки, мой путь — это сотни маленьких шагов, каждый из которых помогал лучше понять причину болезни и изменить привычный способ реагирования. Основой стало то, что в лице своего будущего мужа я получила поддержку и принятие того, что со мной происходит. Длилось это года три-четыре.

Еще важный момент: я признала свою зависимость. В стрессе я до сих пор могу переесть сладкими, жирными, вредными продуктами, но больше это не вызывает чувства вины. Я это делаю осознанно и фиксирую после, но это не рождает нового цикла, что я не справилась, не смогла себя контролировать, теперь накажу себя едой.

Как сейчас устроены отношения с едой

Я ем все, что хочу, когда хочу и в любых количествах. Ем 90% простой малопереработанной пищи, где есть белки, жиры, углеводы и много клетчатки. Еда дарит мне эмоциональное удовольствие, но не является для меня таблеткой от невзгод.

В рационе намеренно присутствует сладкое, оно должно быть постоянно в моем поле видимости, чтобы я не ощущала запрет.